Ушедшее — живущее - Борис Степанович Рябинин
Лишь в 1923 году, после того как затих гром орудий на фронтах гражданской войны, Бажовы, наконец, вернулись в свой новый дом в Екатеринбурге. Долго пришлось ютиться в одной комнате: жильцы не пускали. С того времени и стали жить в нем безвыездно.
Со временем привели в порядок всю усадьбу. Посадили яблони, смородину, малину. Не забыли и черемуху. По весне она — как невеста. Павлу Петровичу нравился ее терпкий аромат…
Но однажды выдалось сухое знойное лето. Все черемуховые кусты затянуло густыми тенетами, черви объедали листья. Разводили костры, чтобы удушить вредителей дымом, опрыскивали «химией», — ничего не помогало, зловещие тенета появились и на других растениях… Пришлось с черемухой проститься.
Дом поштукатурили в 1944 году, после 65-летия владельца. Павел Петрович приходил в ужас: все перетаскивать?! Ремонт затянулся. «Лучшее бы уж не начинать», — сетовал хозяин (всякая домашняя перетруска отражалась на писательских делах, мешала работе над сказами). Потом жаловался — «воздуха не хватает». Бажовы любили чистое дерево, его нетронутое естество. «Вымоешь потолок, стены, — говорила Валентина Александровна, — чисто, дышится легко!»
После, однако, признали: со штукатуркой стало теплее. А прежде, бывало, и зябли в январские морозы. Дом был холодный.
От того ли, по дедовской ли привычке, Павел Петрович любил сиживать в зимнее время дома в валенках. В последние годы жизни к этому стало вынуждать и постоянное нездоровье — то грипп, то неотступный изнуряющий кашель…
Постепенно комната становилась теснее. Особенно это стало заметно после 70-летия Бажова, широко отмеченного на Урале. Уралхиммашзавод преподнес юбиляру дорогой буковый гарнитур мебели (вместительный письменный стол, кресла, тумбочки). Помню, как в юбилей мы втащили все это. Сперва повернуться было негде; потом постепенно все расставилось по своим местам. Пришлось на старости лет привыкать к новому столу, к другой «топографии» кабинета…
Вещи продолжали прибывать и позднее, хотя Павлу Петровичу было чуждо накопительство. Иногда их привозили издалека, из таких мест, где, казалось бы, едва ли о Бажове-то должны знать. Подарки слали Бажову его читатели, отдельные лица и организации. Так появились здесь фарфоровые фигурки — хозяйка Медной горы с ящерками, горный мастер Данила, — прислали с Дулевского завода. Кусок малахита. Друза дымчатого горного хрусталя — от горщиков, чернильный прибор из змеевика — от мастеров-камнерезов. Бюст Пушкина. Барельеф Пушкина. (Пушкин был для Бажова непревзойденным, недостижимым образцом!) Радиоприемник… Ни одной вещи из магазина. Все — дары народа, знаки всеобщей любви и уважения, признания благодарных читателей. Так постепенно кабинет превратился в музей творчества Бажова, приобрел тот вид, какой имеет сейчас, когда дом стал музеем.
Самой любимой была малахитовая шкатулка работы уральских мастеров. И надо же было так случиться, однажды шкатулка упала и разбилась. Павел Петрович очень горевал. Опять же не потому, что ценность, а — работа, работа какая! Починить ее взялся краевед В. С. Старцев, хороший знакомый Бажовых, да не вышло…
Излюбленным занятием Павла Петровича в часы досуга было копаться в саду, на огороде. Когда стали слабеть силы, пришлось отказаться от этого. Он очень переживал свою немощь. «Валёнушка, не могу тебе помочь», — как бы оправдывался перед женой. Работал допоздна, обычно стоя за старенькой конторкой, в облаке табачного дыма. Спать ложился глубокой ночью, вставал в девять часов утра, никогда — позже. Вечером отдыхал часок-другой и — опять за свой кропотливый, подвижнический труд…
Образ жизни его был прост, как говорится, без затей, без ненужной роскоши. Он никогда не ездил на дачу, не стремился на модные курорты. Выйдет в сад, посидит на скамеечке, покурит — и опять идет домой, к столу, работать. Его не привлекала даже пышная природа юга (так и не собрался туда ни разу); хотя вообще ездить он любил и в последний период жизни много путешествовал.
Как-то звал меня: «Поедем, Борис, в Горную Шорию». Туда приглашал его секретарь обкома партии Е. Ф. Колышев, хорошо знакомый уральцам по работе в Свердловске и Нижнем Тагиле.
С сожалением говорил о проездном бесплатном билете депутата: лежит…
Впрочем, билет не лежал без пользы. Павел Петрович регулярно наведывался в Москву, в Ленинград. Там имелись многочисленные друзья и почитатели, устраивались читки произведений Бажова. Валентина Александровна была верной спутницей во всех поездках. Но вернемся снова в этот старый, хотя еще и крепкий дом, посидим за круглым столиком в кабинете, поставленным специально для посетителей, где обычно каждый выпивал гостевую чашку чая…
Бывало, придешь к Павлу Петровичу; он подсядет к раскрытому окну (любил сидеть у окна), в фуфайке, помочах, как говорится, по-свойски, щуплый без привычной толстовки или черного кителя (пиджак и галстук никогда не носил), бородатый. В окне летнее солнце. И в руках у Павла Петровича вспыхивает желтый огонек: вынул из кармана большую лупу с ручкой и прикуривает… прямо от солнца. Папироса потухнет — он опять за лупу… И так, на протяжении разговора, раз пять. Лупа служила и для того, чтобы разбирать буквы при чтении. Последнее время он не мог обходиться без нее. Окуляры не помогали.
Позднее на столе появилась коробочка с табаком, трубка. Коробку подарила Валентина Александровна, а трубку в 1944 году привез знакомый капитан с фронта, муж рассыльной Союза писателей. Курение у Павла Петровича всегда выглядело каким-то священнодействием, важным ритуалом. Но, заметим, неумеренное курение, безусловно, раньше времени и свело его в могилу (рак легкого).
Сидишь, беседуешь, а репродуктор в ящике у стола негромко работает — музыка, чаще классическая, другую Павел Петрович обычно выключал. Так же и в те часы, когда он писал.
От окна перейдет к столу, но не сядет, а привалится стоя, на локтях, так и ведет беседу. Сидеть не любил, а мебели с мягкими сиденьями вообще избегал. «Не сиди на мягком, не советую», — говаривал он серьезно, но с веселой лукавинкой в глазах.
Визитеры в доме были часто, без них не обходилось буквально ни одного дня. Сюда шли писатели; каждый приезжающий литератор считал своим непременным долгом навестить Бажова, если был незнаком — представиться ему. На протяжении многих лет Павел Петрович бессменный председатель правления Свердловского отделения Союза советских писателей. Писательский союз — детище беспокойное — отнимал много времени и сил; но благодаря ему же Павел Петрович был постоянно в курсе всей литературной жизни. Вне Союза, его творческой, специфической атмосферы, пожалуй, и не представишь Бажова.
Сюда, к депутату Бажову, тянулся нескончаемый поток людей. В дом был открыт доступ всем, не отказывали никому.
Не трудно понять, в чем был
